Время от времени мне приходилось сталкиваться с ребятами, сбежавшими от войны из Донецка и Луганска. Я выслушивал их истории и как-то жил дальше. Не могу сказать, что это пробирало меня до самых печенок, потому что порог сострадания у нас снизился. В прежние времена и раздавленная упавшим деревом туалетная будка становилась событием, а сегодня за один день приходят сотни новостей об убитых на фронтах, о занятых или потерянных населенных пунктах… Раньше мы приходили в ужас от сообщения о затопленной улице в закарпатском селе, а сейчас скорбим о смертях полутора десятков бойцов, но держимся. Потому что переварить весь этот ужас, полностью пропустив его через себя, невозможно. Психика создает предохранители, не позволяя нам сорваться. И на этом фоне судьбы отдельных рядовых людей, если они не родные и не близкие, проходят мимо.
Конечно, мы оплакиваем их нищенское положение и гуманитарный кризис, перечисляем материальную помощь, переводя деньги и относя вещи в пункты помощи беженцам. Но полностью понять и осознать весь тот ужас, который переживает наша страна, мы, наверное, не в состоянии. Может быть это и хорошо, что болевой порог у нас сейчас притуплен. Потому что нужно сжать зубы и идти вперед, несмотря ни на что. Болеть оно будет потом, и очень долго — может быть, всю жизнь. Но сейчас нужно быть трезвомыслящим и не сентиментальным, а прагматичным.
Но одна из моих последних встреч выбила меня из этого "безболезненного" режима. Довелось мне пообщаться с одним чудаком. Бойкий рыжеволосый парнишка с красивыми зубами и ясными, прозрачными глазами. Он убежал из Донецка. После того, как у него за спиной в очередной раз рванул снаряд, а квартал всю ночь обстреливали, и они всей семьей опять скатились в подвал, зажмуриваясь и втягивая голову в плечи, он не выдержал. И уехал.
До Днепропетровска добирался десять часов, всю дорогу остерегаясь ДНРовцев, потому что те ловят мужчин, пересекающих городскую черту, и отправляют их копать траншеи. Дома у него остались мама с бабушкой — не бросать же кота одного! Вместе с хозяйством, за всю жизнь нажитым. Есть нечего — кормятся с того, что на участке выросло. Снарядили парня в дорогу, дали пару тысяч гривен и благословили на Киев.
Вещей он много не брал — большая сумка выглядела бы подозрительно. Добрался до столицы, и теперь живет в "хостеле": это когда в каждую комнату четырехкомнатной квартиры заселяют по 10-12 человек. Платит из своих скромных запасов по 700 гривен за место. Ест картошку и макароны. Твердый сыр с ветчиной, завалявшиеся у меня в холодильнике, показались ему лакомством.
Работы нет. Ни для кого не секрет, что в Киеве сейчас кризис. Зарплаты в гривневом эквиваленте, мягко говоря, подупали, цены на квартиры, мягко говоря, подросли — спрос из-за потока беженцев поднялся, а работы почти не осталось. Вот и держатся люди за места по сто пятьдесят долларов, судьбу благодарят. Шансов у моего знакомого пробиться и закрепиться немного, потому что таких как он — тысячи. Киев из радушного теплого мегаполиса с яркой жизнью и массой возможностей превратился в город, в котором человек как бродячий котенок никому не нужен, и каждый может его пнуть, просто проходя мимо.
А теперь представьте себе: парень вдруг оказался между разбомбленной родиной, куда уже не вернешься, и городом, в котором никому не нужен. Правда, на фоне того, что происходит в стране, это звучит банально? Но я вдруг все через себя пропустил, понимая, что, живя в Киеве, все равно не смогу прочувствовать эту боль по полной.
В общем, все мы, тут сидящие, в состоянии сделать жизнь таких людей чуть более простой, чуть менее болезненной. Давайте не проходить мимо них и по возможности помогать: хоть парой джинсов, хоть небольшими деньгами. Потому что мы все-таки люди!
Автор: Ларсон Собески
