Довелось мне как-то у Ницше одну мысль выловить — о том, что любому человеку дважды умирать приходится. Если вспомнить его концепцию о человеке, который человеком, обладающим разумом, становится далеко не в каждом случае, то в каком-то смысле можно предположить, что и умирать в первый раз приходится далеко не всем. И воскресать после этой смерти.
И как я тогда все эти мозгодробильные абзацы понял? Если есть в тебе зачатки "истинного человека", то со временем они начнут проклевываться и разрушать тебя как росток оболочку зернины. Если оболочка окажется очень крепкой, росток умрет, так и не проснувшись. Если оболочка крепкая, но росток напористый, — есть шанс, что когда-нибудь, хоть и покалеченное в борьбе, какое-никакое растение из этого зерна произрастет. Ну и самая идеальная ситуация: когда росток сильный, а оболочка не сопротивляется — вот тогда растение получится идеальным, без дефектов.
Оценивать весьма мизантропические аллегории и мировоззрение Ницше я сейчас не буду. Остановлюсь на другом.
Вспоминая свое становление как гея, я понимаю, что аллегория "умереть, чтобы потом возродиться" очень славно мою жизнь характеризует. Во-первых, года два я отчаянно пытался не замечать, что со мной происходит что-то "не то". Во-вторых, когда мое зерно начало пробивать оболочку, я ушел в затяжную депрессию. Существующий мир с его законами и стереотипами отказывался гармонизироваться с моим внутренним миром, который тогда еще был устроен по "нормативным" стандартам, на фоне зарождающегося понимания того, что мне нравятся мужчины. Все мои внутренние механизмы, в основе которых лежали традиционные социальные взгляды, в один прекрасный момент взбунтовались и принялись усиленно избавляться от той части меня, которая "взращивала" понимание своей сексуальной ориентации. Как клетки иммунной системы избавляются от вирусов.
Мои походы к христианскому психотерапевту, специализировавшемуся на "излечении гомосексуализма", ярко этот процесс иллюстрируют. Обладая пониманием того, "что такое хорошо, и что такое плохо", я начал усиленно бороться с изрядной своей составляющей, отравляя себе жизнь неприятием и самобичеванием. И, отравляя себя, я сам себя умерщвлял.
Умерщвлял себя прежнего и заложенное во мне "традиционное" понимание правильного и неправильного. Параллельно во мне умирали другие качества — любовь к семье и родителям, вера в Бога и религиозность, представления о честности и порядочности… Совесть тоже шла под нож. Умирая, я до основания разрушил свой внутренний мир, который не позволял мне принять свою гомосексуальность.
После того, как этот процесс завершился, когда меня хоть немного попустило, я вдруг осознал, что мой внутренний мир стал похож на выжженное поле. Кроме ненавистного постулата о том, что гомосексуальность — это что-то недопустимое и постыдное — разрушилось и все остальное. И мне пришлось как птице Феникс из пепла возрождаться — по крупинкам, по кирпичикам себя восстанавливая.
Восстановление происходило с большим скрипом, потому что ни карт, ни инструкций, рассказывающих, как вести себя в новой жизни, у меня не было. Был только окружающий мир с его законами, с которыми я только что попытался расправиться, и мои собственные, часто протестные, перфекционистские и размытые представления о том, каким этот мир должен быть, чтобы мне в нем было хорошо.
В наших краях всем геям и лесбиянкам (да и не только в наших — это явление повсеместное, как мне кажется) приходится проходить через эти сложные этапы. Общественное мнение по-прежнему не предусматривает для ЛГБТ места в жизни. Воспитание, которое внутренние мерила на тему "хорошо-плохо" формирует, тоже полностью с окружением синхронизировано. То есть, начиная осознавать себя гомосексуалом, молодой человек вступает в борьбу и с внешним миром (родители, друзья, общественное мнение), и с самим собой. Борьба эта часто болезненная, а иногда — кровавая. Определенная часть людей ее проигрывает и на всю жизнь объявляет влечение к своему полу табу, страдая до конца дней. Большая часть покидает поле битвы с тяжелыми ранениями — психологическими травмами, которые невозможно залечить. И лишь некоторые из нас выходят из боя относительно невредимыми победителями.
Дальше — еще один барьер. После того, как душа выжигается каленым железом, ее нужно заново восстанавливать. В условиях отсутствия адекватных моделей построения жизни для гомосексуальных людей и ограниченной информации, в условиях сложности доступа к профессиональной психологической помощи, в условиях гомофобного и гетероориентированного мира огромным вызовом является восстановление и социализация человека. Ибо часто приходится делать это самому и наобум. Что из этого порой выходит — догадаться несложно.
Целыми из этой жизненной мясорубки выходят далеко не все. Практически каждый гей и лесбиянка глубоко травмированы, поэтому нам сложно достигать — и сохранять! — высокое качество жизни.
Один мой знакомый психиатр выдал как-то раз совершенно жуткую фразу. Но что-то в ней есть, потому что ею он характеризовал реальную ситуацию. Любил он постоять в клубе, понаблюдать за публикой, а потом глубокомысленно заявить: "Смотри, 5 процентов присутствующих абсолютно здоровы, 20-ти процентам помог бы психолог, 25-ти процентам помог бы я, а 50 процентам ничто не поможет… из овощей можно сделать только рагу, полноценными людьми они уже не станут".
Я не разделяю его точку зрения, но публикую это высказывание, потому что согласен с тем, что процент пострадавших от внешней и внутренней гомофобии геев и лесбиянок огромен.
Так вот, если вернуться к названию этого эссе. Доколе, господа хорошие, мы с вами подыхать-то будем? Доколе большую часть сознательной жизни продолжим гнобить себя и умерщвлять? Ведь такая уйма народа страдает из-за дурацких, ничем не обусловленных общественных стереотипов! Хватит ли у нас смелости сделать этот мир пригодным для ЛГБТ? Или так и будем, побитые-покоцанные, по норам прятаться да раны ежедневные зализывать, пытаясь обезболить себя самообманом — мол, все у нас нормально?
Автор: Ларсон Собески
