Ну что, пережил неделю? Кое-как из понедельника переполз в пятницу — и вот тут-то с друзьями-подругами разогнался. Начиналось всё с бутылки пива или арбузной маргариты, а закончилось, как обычно, часа в четыре утра в "Мафии". В процессе долакивания из горла бутылки "Советского" и воплей "ты не слышишь меня, я не слышу тебя!" в караоке в обнимку с поддатой до невменяемости незнакомой барышней.
В субботу кое-как продрал глаза, глотнул выдохшейся минералки — и матюкнулся, вспоминая, сколько бабок просадил на всякую хрень. Посчитал в уме, что до зарплаты не дотянуть, поэтому придется лезть в последнюю тысячу на кредитке. Хотел было позвонить товарищу, с которым еще вчера планировал культурно провести вечер, но сегодня понял, что утратил его в лабиринтах бодунной амнезии. И хоть убей не можешь вспомнить, куда он пропал, и был ли вообще.
(Оказывается, что был — по всей вероятности, в той же "Мафии", — но помнит еще меньше твоего. Просто ему уже позвонила тусовавшаяся там же коллега, сообщив, как накануне он в состоянии овоща рассчитывался с официантом, периодически поднимая с пола рассыпавшиеся купюры.)
Ближе к вечеру, пересиливая тошноту, ты впихиваешь в себя вчерашнюю котлету, мечтая о бульоне (потому что жидкий! ), и часам этак к шести вечера решается отведать живительной влаги. Смешанная в отвертке водка с грейпфрутовым соком стоит в холодильнике с вечера, и — глоток за глотком — окружающее приобретает хоть какие-то очертания, а мозг начинает усиленно соображать, как бы не загубить вечер субботы.
Ты начинаешь судорожно просматривать контакты в мобильном, потом — налегать на Хорнет, и каждые пять минут обновлять ленту БлюСистема.
Занимаясь этими полезными вещами, кое-как дотягиваешь до полуночи, понимая, что единственный шанс не умереть от тоски — это согласиться на предложение знакомых и отправиться к ним на квартиру, чтобы хряпнуть там Баккарди, а потом ломануться в клубешник.
В клубе спиритус потихоньку лишает тебя связи с реальностью, и после трех лонг-айлендов ты отправляешься в темную комнату — устраивать личную жизнь. А после этого не помнишь вообще ничего, кроме освещенного зажигалкой лица чувака, который строчит тебе минет. В тусовке он известен как темнокомнатная зверушка по кличке Планктониха. И все бы ничего, да вот только литры спермы, проходящие через ее отверстия (что есть факт общеизвестный, ибо все в курсе о ее дежурствах в кустах на Гидропарке и ежевечерних бдениях по лабиринтам) заставляют тебя усомниться в физическом здоровье этого персонажа.
Ужас и отвращение от того, что это создание присосалось к твоему члену, заставляет тебя временно протрезветь. И всю последующую неделю тебя будет подколбашивать от воспоминаний о случившемся, пока ты бегаешь с подносом по ненавистному ресторану, куда судьба занесла тебя трудиться. Потому что страшно даже представить, чем именно половым могло наградить тебя это существо.
Раздупляешься ты в воскресенье, башка болит, во рту — вкус блевотины, в телефоне — десяток набранных номеров разных таксомоторов и пяток смс о поданной машине. В кошельке — двадцатка, но хоть кредитка, слава богам, на месте. "Как-нибудь дотянем", — думаешь ты.
А завтра опять на работу, на пятнадцатичасовую смену, и впереди — нихрена. Все те же пьяные походы в клуб, ненавистные будни, тысячи пролистанных профилей Хорнета, случайные случки в лабиринтах или в стремных хрущовках на Борщаговке. А тебе уже за 25. Когда ты в Киев сматывался из своей провинции — ты разве об этом мечтал? О том, что будешь жить в 30-метровой норе на троих? Что к тридцати посадишь печень и распухнешь до ста кило? О том, что будешь вкалывать как проклятый, уставая до такой степени, что даже на мысли о личной жизни времени не будет оставаться? Да ведь, соглашаясь на такую "жизнь", можно и в овощ превратиться. Так что пора, наверное, что-то менять, пока ты еще не стал артишоком, поразмыслив над тем, как выйти из этого пике.
Автор: Ларсон Собески
