Привет! Мне 37. Я — белая образованная женщина, этническая украинка с ромскими корнями, полиамурная лесбиянка, мать своего ребёнка, агностка. Живу и работаю в Харькове.
Долгое время я думала о камин-ауте как о чём-то личном, часто повторяла себе и другим: «Зачем говорить о своей гомосексуальности? Мы можем делать что хотим за дверями наших спален».
А потом, на встрече выпускников нашего педагогического колледжа, мои однокурсницы стали делиться своими «достижениями» в сфере построения семьи. Когда очередь дошла до меня, я поняла, что семейная жизнь и отношения с партнёршей занимают слишком большое место в жизни человека, чтобы это можно было просто спрятать в спальне.
Во время обучения в аспирантуре я прочла фрагмент из книги Ив Косовски Сэджвик «Эпистемология чулана», и меня потрясла эта мысль — над ВСЕМИ лгбт-людьми в любом общении довлеет мысль «а знает ли моя собеседница обо мне ПРАВДУ?»
Другие люди разговаривают с коллегами, знакомыми и незнакомыми. Они спокойно упоминают о своей личной жизни во фразах вроде «мой парень…» или «мы с мужем…». Может, просто приходят на семейное торжество с новым бойфрендом. Могут ли позволить себе такое лесбиянки? Просто так сказать: «Мы с моей девушкой решили завести собаку», или «Я с женой планирую отпуск, и мы поссорились из-за того, что она хочет в Европу, а я — в Грузию»? Да, что там! Я не так давно само слово «лесбиянка» научилась выговаривать без смущения. А раньше произносила его так, словно речь идет о какой-то секретно-ужасной преступнице.
Я думала обо всём этом, представляла себе разные ситуации и всё ближе подходила к мысли, что камин-аут — это не о личном, это о публичном.
Самое сильное впечатление — это, конечно, камин-аут перед собой. Мне было примерно 26 лет, когда я сказала себе: «Да, ты — лесбиянка!» Это было на площади Свободы в Харькове — тогда ещё Ленин возвышался там над всем мирским. Накануне ночью я с замиранием сердца смотрела фильм «Если бы стены могли говорить-2», а потом весь день слушала песни «Ночных снайперов». Тогда я даже не знала это английское слово, «coming out», которое не имеет аналогов в русском или украинском языках.
Но я хотела бы здесь вспомнить и другое слово — «аутинг»: мои выходы из «чулана» частенько случались не по моей инициативе. Аутинг — это когда кто-то говорит о сексуальной ориентации другой человека без его/её разрешения или желания. Например, так сделал мой бывший муж — позвонил моей маме, сказал, что подозревает меня в лесбийской связи и попросил, чтобы она приехала и уговорила меня лечиться…
Потом один журналист харьковской газеты в заметке о нашей акции за права женщин к 8 марта написал: «Лесбиянки собрались чистить кастрюли на площади» — хотя та акция совершенно не была связана с гомосексуальными женщинами.
Было еще несколько таких историй, и все они были крайне для меня неприятны.
Зачем же говорить о том, с кем ты спишь? Да незачем, конечно! Если она — не часть твоей жизни, не та, с которой ты строишь своё будущее, проживаешь важные моменты, дышишь в унисон…
«Лесбиянки — не женщины», — говорила Моник Виттиг. Сейчас в Украине радужные люди — не люди, а невидимки, спрятанные в чуланах гомофобного общества. И от того, что чуланов станет меньше, лгбт-люди почувствуют себя более свободными, и мир станет разнообразнее.
Автор: Гей-альянс Украина
