Публицист, медиа-активист, политический беженец и сооснователь платформы looo.ch — о предсказуемости президентских выборов, витальности украинского общества, кодах выживания человека разумного и преследованиях, о которых он знает не понаслышке.
Вы голосовали на президентских выборах 25 мая? Для вас было важно принять участие в волеизъявлении? Что вас больше всего удивило в результатах выборов?
Я не голосовал, и никаких сюрпризов на выборах для себя не обнаружил. Разве что популярность Ляшко удивила — он мне интересен как литературный персонаж… В остальном всё по-старому: вот уже десять лет украинская политика перетасовывает один и тот же набор имён, а избиратель голосует за "меньшее зло". Нынешний ассортимент украинских политиков — это консерваторы разных мастей. Политической силы, которая могла бы представлять интересы прогрессивно мыслящих граждан, — всех тех, кто хотел бы видеть Украину открытой и современной страной, где индивид, вне зависимости от своих убеждений, сексуальной ориентации, пола или этноса, имеет возможность выразить себя и реализовать свои мечты, — пока не существует. Ей ещё только предстоит возникнуть.
Победивший на нынешних выборах Петр Порошенко — единственный из кандидатов в президенты Украины, кто открыто выступал за запрет дискриминации по признаку сексуальной ориентации и гендерной идентичности. На ваш взгляд, это существенно?
Любое выступление против дискриминации человека по какому угодно признаку — это существенно. Особенно когда такое выступление идёт со стороны значительной медийной фигуры. Однако за красивыми словами должны следовать реальные действия, выраженные в форме законодательных, культурных и социальных инициатив.
Как вы в целом оцениваете ситуацию, сложившуюся в Украине? Вселяет ли в вас происходящее оптимизм?
У меня нет медовых иллюзий в отношении происходящего: совершенно очевидно, что Украина — это глубоко консервативное и недоразвитое общество. Однако, такие события как Евромайдан доказывают, что это общество — витально, оно стремится к переменам, пусть пока и не обладает соответствующим культурным материалом для того, чтобы качественно претворять их. Украинские революции из раза в раз воспроизводят консервативные режимы и приводят к власти популистов и олигархов. Но это, опять таки, проблема культуры и отсутствия прогрессивной политической репрезентации граждан. Идея заменимости власти, демонстрируемая готовность рвать цепи, а не просто лакать из рабского корыта — уже только это многого стоит. С этим можно и интересно работать. И потому я, при всех своих нелицеприятных оценках украинской реальности, вижу в ней определённый потенциал.
Вы давно мигрировали из Украины, о которой, равно как о России и всем постсоветском мире, часто, если не всегда, высказывались очень пренебрежительно. Между тем, ваш взгляд так или иначе по-прежнему обращен сюда. Чем это можно объяснить?
Я никуда не эмигрировал, но оказался в вынужденном изгнании — после того, как подвергся преследованиям со стороны украинских властей и её наёмных праворадикалов за критику киевского мэра и цензурной комиссии по морали. То, что в настоящий момент я физически нахожусь за пределами Украины, не означает, что я равнодушен к происходящим в ней процессам. Напротив, я совершенно осознанно продолжаю участвовать в жизни Украины как независимый критик культурных процессов и источник новых идей. Благо, современные технологии это позволяют. Для меня важно не просто познавать разнообразие мира, но и делиться им с людьми в родных мне местах, где давно не проветривали. Что касается "пренебрежительных" высказываний, то я убеждён, что критика — это насущная необходимость для всякого общества. Если бы я не испытывал эмпатию к Украине, то, вероятно, не уделял бы ей столько внимания, а просто наслаждался бы кинематографическими красотами Нью-Йорка.
К слову, упомянутая вами травля со стороны комиссии по морали и "Братства", которой вы в свое время подверглись, опиралась в том числе и на гомофобную риторику. Вам и сегодня в Украине угрожает опасность?
В силу того, что консерватизм и ксенофобия глубоко укоренены в украинском обществе, опасность пострадать угрожает всякому, кто публично выражает "слишком прогрессивные" или даже попросту "неправильные" мысли. Что касается истинных мотивов моего преследования, то они банальны — праворадикальные наёмники "Братства" с радостью избивали "богохула, порнографа и пидараса", но не столько потому, что я "богохул, порнограф и пидарас", сколько в рамках заказа со стороны мэра Черновецкого, которого я критиковал как автора первой версии закона о морали — закона, фактически легитимировавшего цензуру в Украине. Иными словами, меня преследовали за политическое мнение, а не за мою культурную деятельность, хотя последняя в значительной степени поспособствовала мотивации "неизвестных христиан".
Благодаря вашей откровенной поддержке ЛГБТ вас часто ошибочно или умышленно, в целях дискредитации, причисляют к сообществу. До какой степени вы сами готовы консолидироваться с ним?
Отвечу словами Субкоманданте Маркоса, которые полностью иллюстрируют моё отношение к вопросу: "Я — гей в Сан-Франциско, чёрный — в Южной Африке, мексикашка — в Сан-Исидро, анархист в Испании, палестинец в Израиле, еврей в Германии, цыган в Польше, индеец мохок в Квебеке, пацифист в Боснии, одинокая женщина в метро после десяти вечера, крестьянин без земли, бандит в трущобах, безработный рабочий, несчастливый студент… Я — это все угнетенные, оскорбленные и задавленные, которые восстают и говорят: хватит".
Как вам кажется, сулят ли сегодняшние перемены в стране будущее расширение прав для ЛГБТ? Дело в том, что сообщество с первых дней Майдана принимает активное участие во всех событиях освободительного движения, но без использования идентики, дабы не провоцировать лишних конфликтов и не отвлекать внимание общественности от первостепенных целей — сначала свержение Януковича, а теперь евроинтеграционный курс и противостояние интервенции Путина. При этом в недавно принятом антидискриминационном законе, который предусмотрен планом действий по либерализации виз, об ЛГБТ благополучно "забыли", вымарав сексуальную ориентацию из перечня признаков законопроекта. Последнее в сообществе восприняли очень неоднозначно. Как по-вашему, какая из стратегий более верна: украинским ЛГБТ следует настаивать на своих правах, невзирая на контекст, или же — в порядке очереди?
Эта тенденция, когда на фоне заявлений о необходимости евроинтеграции об ЛГБТ-сообществе то и дело "забывают", указывает лишь на то, что нынешние адвокаты Европы в Украине — в действительности консерваторы под прикрытием. И прикрываются они прогрессивным популизмом. Следует понимать, что права ЛГБТ — одна из фундаментальных основ евроинтеграционной политики, и потому говорить о них — нужно и важно. Чёткая позиция по этому поводу даёт реальное представление о том, кто перед тобой. Считаю возмутительным, что о правах ЛГБТ в Украине принято говорить сегодня как о "второстепенном деле". Пора наконец-то уяснить, что и ЛГБТ-вопрос, и феминистская повестка, и проблема второго государственного языка в Украине на самом деле не про геев, женщин или русскоговорящих, а про человека и возможность его реализации в конкретной социальной системе. Люди могут быть разными, и всем нужно создать комфортные условия для жизни в обществе. Это прямая обязанность государства. Человек не может быть второстепенным делом.
Трудно с вами не согласиться в том, что эмансипация ЛГБТ подрывает патриархальные основы так называемого "традиционного общества" и представляет собой серьезную угрозу для авторитарных режимов, о чем вы заявляли ранее. Справедливо ли в таком случае расценивать любое высказывание на тему гомосексуальности, даже художественное, в том числе и как политический жест, как это повсеместно происходит на постсоветском пространстве?
Любое высказывание — политическое. Тем более о геях, которые являются своего рода тестом для всякого общества, которое заявляет себя человечным. Тут есть другой важный акцент. Когда я говорю об угнетении гея, я говорю об угнетении человека. Точно так же и с женщинами, чёрными, мигрантами… Я вижу огромную проблему в риторической сегрегации людей по социальным группам, потому что концептуально это отделяет их от остального общества, и таким образом, блокирует возможность эмпатии со стороны "большинства". Пора покончить с идеей меньшинств и понять, что все мы — люди, и люди могут быть разными. У всех нас при этом одна проблема — кого-то репрессируют за то, что ему нравятся люди "неправильного" пола, другого недооценивают, потому что он — женщина, третьего считают глупым из-за цвета кожи, а пятого принуждают вкалывать на шахте, хотя, быть может, он хотел бы заниматься чем-то другим, но надо как-то кормить детей. Мы все — объекты репрессии, и потому нам нужно солидаризироваться в борьбе с угнетением. Моя свобода — это твоя свобода, и пока ты несвободен — я несвободен.
Чем, на ваш взгляд, просвещение отличается от пропаганды? Как условному "обывателю" отличить одно от другого? Чего больше в вашей публицистике? Как, просвещая, избегать патриархатного комплекса высокомерия и превосходства?
Не нужно бояться слов. Разница между просвещением и пропагандой принадлежит пространству этики. А этика — это ловушка для разума. Она вредит свободомыслию. На самом деле всё объясняется просто: всякая форма жизни стремится скопировать себя. Тем более такое социальное животное как человек. Копироваться можно по-разному. Животные делают это в основном биологически: размножаясь, производя потомство. Но человек еще и культурное животное. Мы обмениваемся идеями, делимся взглядами, распространяем мысли. Всё это — наши коды, и каждый код преследует одну единственную цель, вне зависимости от своего содержания, — выживание вида. Когда мы говорим о необходимости просвещения, мы говорим о необходимости принятия таких кодов, которые позволят нам существовать в современном мире и адекватно отвечать на вызовы времени. Консевратизм не учитывает всё более усложняющуюся личность человека и оперирует исключительно коллективными абстракциями: нация, бог, родина, долг. Это всегда нечто большее, чем человек. Нечто, чему человек должен подлежать и чему обязан служить. С таким подходом пора завязывать, потому что он делает нас несчастными. Необходимо поставить человека как ценность на вершину общества, и понять, что нет ничего более важного, чем человек. Это — ключ к миру и удовольствию.
Фото: 5, 6 by Anatoli Ulyanov; 1, 2, 3, 4 by Natasha Masharova
Подготовил Коля Камуфляж
Автор: upogau.org
