Не секрет, что намерения изменить жизнь женщин к лучшему, воплощенные в официальные документы, часто остаются нечувствительными к пересечению форм или систем угнетения. Вооружившись интерсекциональной феминистской оптикой, мы обращаемся к Стамбульской конвенции с вопросом о том, отражает ли текст документа проблематику негетеросексуальных и нецисгендерных женщин.
Прежде всего, важно отметить, что Конвенция прямо определяет различие биологического пола и гендера, признавая возможность их несоответствия: «»гендерный» означает социально-закрепленные роли, поведение, деятельность и характеристики, которые определенное общество рассматривает как соответствующие женщинам и мужчинам» («Определения», 3.с). Как говорится в русскоязычной записке-пояснении, «Это первый международный договор, который содержит определение гендерной принадлежности», что безусловно является достижением документа для инклюзии трансженщин в фокус проблематики. Вторым ее достоинством является прямая апелляция к сексуальной ориентации. «Сферой действия Конвенции охватываются все женщины и девушки в любой ситуации, независимо от их возраста, расовой принадлежности, вероисповедания, социального происхождения, статуса мигранта или сексуальной ориентации» («Основные правила», 4.3). Данное уточнение прямым образом включает в контекст документа группы, маргинализированные по признаку сексуальной ориентации. Оба фактора свидетельствуют о том, что Конвенция признает факты насилия по отношению к нецисгендерным и негетеросексуальным людям.
Давайте посмотрим, как Конвенция определяет, что есть насилие. Кроме форм физического и сексуального насилия, которые Конвенция призывает наказывать через инструменты уголовной ответственности, косвенным образом документ затрагивает и формы экономического и эмоционального насилия. Так, в тексте Конвенции 16 раз упоминается фраза «всех форм насилия», а сопроводительная записка подчеркивает, что «гендерные роли и стереотипы» способствуют нормализации гендерного насилия.
Сам факт прямого упоминания СОГИ категорий в документе – уже является огромным шагом в борьбе за равное право на безопасность для ЛБТ женщин. Однако, означает ли это, что документ может быть использован как юридический прецедент в защите негетеросексуальных и нецисгендерных женщин от насилия?
По мнению «Гей-альянс Украина» и других правозащитных организаций, особенностью насилия над ЛБТ женщинами являются и другие формы насилия, нерелевантные для гетеросексуальных цисгендерных женщин. Среди них – непризнание права на самоопределение для нецисгендерных людей, отсутствие права на брак и удочерение\усыновление для негетеросексуальных партнерств, исключение вопросов СОГИ из образовательной и медицинской сферы. Последнее часто имеет критические и даже фатальные последствия для ЛБТ женщин. Одной из форм насилия, известных ненормативно выглядящим женщинам, является дискриминация на рабочих местах и\или при приеме на работу. Надо отметить, что правило «не спрашивают – не говори», активно критикуемое правозащитницами в Штатах, в украинском контексте звучит очень мягко. В подавляющем большинстве случаев негетеросексуальные украинки должны тщательно скрывать свою ориентацию для возможности получить работу или сохранить за собой свое рабочее место. Таким образом, если сексуальная ориентация или гендерная идентичность очевидны, женщины вынуждены выбирать низкооплачиваемую работу «синих воротничков» или индивидуальную работу, фриланс. Нам неизвестны примеры успешных публичных каминг-аутов топ-менеджерок или политикинь в Украине, что подтверждает эту идею об уязвимости некоторых категорий женщин даже внутри уже депривилегированной группы. Вместе с тем, мы не обесцениваем экономическое насилие над гетеросексуальными женщинами, которые сталкиваются с ним по другим причинам. Так, невозможность получить работу или продвигаться по службе часто обусловлены потенциальной репродуктивностью гетеросексуальных цисгендерных женщин – в то время, как негетеросексуальным женщинам в ней дискурсивно отказано.
В тексте Конвенции отсутствует прямая апелляция к статусу гомосексуальных партнерств. В случаях ратификации Конвенции странами, где гомосексуальные партнерства находятся вне рамок закона, такое замалчивание является фактором исключения ЛБ женщин из фокуса одной из ключевых проблематик документа – предупреждение домашнего насилия и ответственность за него. Таким образом, однополые партнерства как бы «выпадают» из поля зрения правоохранительной системы. Случаи домашнего насилия по отношению между партнерками не классифицируются должным образом либо игнорируются органами в целом.
Вместе с тем, домашнее насилие по отношению к ненормативным детям, частью которого является принудительное лечение, может охватываться Конвенцией благодаря включению вопросов СОГИ в перечень называемых категорий.
Таким образом, несмотря на то, что мы охотно поддерживаем ратификацию Стамбульской конвенции Украиной и верим, что этот шаг позволит сделать жизнь женщин в стране более безопасной, мы вынуждены отметить, что документ является интерпретативным и рамочным. Он в большой степени опирается на существующую юридическую базу стран и потому может варьировать в своей функциональности в зависимости от политической воли тех, кто им руководствуется. Отчасти можно сказать, что документ недостаточно критично подходит к особенностям контекста насилия для уязвимых и маргинализованных субгрупп женщин. Эта статья инициирует дальнейшее критическое осмысление этого и других документов при оценке степени их вклада в улучшение жизни уязвимых групп населения.
Использованные документы:
Конвенция Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием
Текст русскоязычной записки-пояснения «Вне страха, вне насилия», составленной Советом Европы (Council of Europe)
Материал создан в рамках кампании «Смотри на мир шире» при содействии Канадского Фонда поддержки местных инициатив.
